Поэзия
Что с меня толку, если я такой же как все?
Если я просто отворачиваюсь, когда вижу, как ты одета,
Если у меня лишь север на карманном компасе,
И ночную тьму люблю больше рассвета.
Что с меня толку, если я все знаю и не делаю?
Если не слышу, как громыхают надо мной небеса?
Если каждый раз одну и ту же хромую кобылу седлаю,
Чтобы полкилометра скакать на ней три часа.
Что с меня толку, если ты рядом плачешь?
А в голове моей твои слова, произнесенные во сне?
Ну а ты красной тонкой нитью инициалами мою одежду метишь,
И воду с родника приносишь в пригоршне.
Что с меня толку, если я все равно просрал свои шансы?
Если руки мои связаны за спиной,
Если на белой бумаге вместо слов всегда я оставляю кляксы,
И думая о завтра покрываюсь ледяной испариной.
Что с меня толку, если я говорю одни лишь глупости?
Если я поворачиваюсь к тебе спиной, пока ты умираешь.
И думаю о том, что минимум полвека не дотяну до старости,
В тот самый миг, когда ты огнем в пепел догораешь.
Я лишь тот, кого называют шарлатаном, бездельником и плутом,
Я в маске печального клоуна хохочу над вашими пошлыми шутками,
Я по ночам усердно промышляю алкоголизмом и телесным блудом,
А днем пишу бездарные картины красками кроваво жуткими.
Я тот, кто грешно праведен и тот, кто праведно блудлив,
Я тот, кого нигде уж лучше никогда и не встречать,
Я тот, кто смел как мышь, и как огромный лев труслив,
И, как по мне, чем тихо говорить, гораздо лучше громко замолчать.
Я тот, чье имя помнят ровно до лучей рассвета,
Я тот, кто никогда не будет греть чужую мне кровать,
И так самозабвенно жду первых недель лета,
Чтобы ночами ходить у вас под окнами и яростно орать.
О том, что я уж тысячу ночей как одинок,
И засыпать страшусь в своей пустой кровати,
О том, что так стремительно подходит к финишу мой срок,
О том, что этого дерьма с меня, пожалуй, хватит.
О нет, я не падший ангел и не одумавшийся Люцифер,
Я просто худший из героев и лучший из подлецов,
Из тысячи прекрасных вилл всегда я выбираю дюжину гнилых пещер,
Чтобы потом одними лишь слезами омывать свое белесое лицо.
Я так устал в вершине неба искать ту самую печально яркую звезду,
А днем надменно примеряться к форме белоснежных облаков,
Еще чуть-чуть и я отсюда навсегда уйду,
И больше никогда не напишу подобных бесконечно страшных слов.
место которого нет.
Уставшие народы голубой планеты,
Рвут флаги стран и жгут паспорта,
Срывают в кабинетах вождей портреты,
И настежь открывают двери и врата.
Стирают с глобуса границы,
Пускают на растопку карты,
Теперь они все братья и сестрицы,
От Сан-Франциско до Джакарты.
Нещадно жгут учебники истории,
Не забывая лишь про Вавилон,
О том, что ложь была ценней утопии,
О том, что надо всем стоял закон.
В глубины океанов опускают автоматы,
Под землю прячут танки и штыки,
Выбрасывают в космос мины и гранаты,
Расформировывают роты и полки.
Теперь они все жители одной Земли,
Без цвета кожи и национальности,
Свою расхожесть в жертву принесли,
На алтаре насмешливой реальности.
Забвением покрыта ядерная сила,
И дым пороховой рассеял свет,
С мечом в руках не существует мира,
В войне победителей нет.
Небесные дыры.
Я ушел из дома босиком послезавтра,
Последними остатками следов пыли,
В безумной голове звучала тихая мантра,
Ангелы-хранители давно меня забыли.
Где теперь меня искать в черной тишине,
Под мышкой чайник, в горящих ладонях закат,
Я стал нещадным рекрутом в божьей войне,
Каменные глыбы завалили путь назад.
Я танцую с дикими духами индейцев,
Чтобы научиться брызгами луны плевать,
В груди едва трепещет замороженное сердце,
Готовясь восемь раз в минуту умирать.
Я приду на вчерашнем рассвете издалека,
Я кидаюсь искрами в доме солнца,
Мою руки рвут на части облака,
Мои губы запускают дыма кольца.
Я смотрел на бога через дыры неба,
Я видел иконы через сито звезд,
На той высоте никто еще не был,
Сыпя в облака жемчугами слез.
Разъяренный змей радуется где-то,
Белокрылых ангелов поглощает тьма,
В преисподней сейчас ласковое лето,
А в эдемском саду наступает зима.
последнее письмо.
Так далеко я от тебя ни разу не был,
И вот дрожит в руках мое письмо,
Любимая Надежда, за тонны звезд я все-таки уплыл,
В далекую галактику, где пусто и темно.
Я обустроился на огненной планете,
Там где в ручьях течет расплавленная сера,
Там три луны восходят при рассвете,
И восемь земных лет – минуты мера.
Здесь атмосфера грозного вулкана,
И я могу дышать лишь раз из двух,
Здесь восемнадцать ртутных океанов,
Бурлят приливов ядом вслух.
Мой шаттл при посадке вышел из строя,
И уже никогда не сможет взлететь,
Мне приходится мириться с судьбою вечного изгоя,
И на этой злобной планете умереть.
Я так мечтал о том, что ты меня дождешься,
Из галактического звездного похода,
Я представлял, как ты мне улыбнешься,
Что я вернусь, и не пройдет и года.
Но в этот миг, пока пишу свое письмо,
Ты на Земле стремительно стареешь,
Ты где-то там, безумно далеко,
Ни забыть, ни простить не сумеешь.
За то, что я бросался обещанием,
За то, что я таки решился и уплыл,
За то, что пренебрег расстоянием,
За то, что тебя не забыл.
***
Мой милый Марк, я так тебя ждала,
Мне не хватило сил тебя забыть,
Все эти годы в одиночестве спала,
И каждый день мне не хотелось жить.
Я вглядывалась в ночное звездное небо,
Ежеминутно мечтала о тебе,
Верила в чудо совершенно нелепо,
Пыталась угадать, на какой ты звезде.
Но годы идут, я неуклонно старею,
И больше уже никого не жду,
Нет, ты не думай, я ни о чем не жалею,
И, надеюсь, в Эдеме тебя найду…
.мой злобный белый кролик.
Он всегда под руку со мной вальяжно шагает,
И упивается своей мнимой значимостью,
Делает вид, будто бы все обо мне знает,
Развлекается алкогольной радостью.
Мой белый кролик надежен и глуп,
Не отходит от меня ни на шаг,
На будничную мудрость беден и скуп,
И шепчет мне в ухо, что мне он враг.
Что он лишь добрый волшебник, с мольбертом и красками,
Всегда поможет мне советом и рассмешит каламбуром,
Не обманет меня ни лестью, ни клеветой, ни ложными масками,
И будет мне всегда подельником и сказочным трубадуром.
Искоса следит за моими шагами,
Суетливо мечется за моей спиной,
Никогда не моргает своими красными глазами,
Охраняя мой выдуманный покой.
Вглядывается в дым моих зрачков,
Ищет там одобрение и преданность,
Заботливо протирает стекла моих очков,
Чтоб я видел его во мне уверенность.
И, несмотря на его белоснежную шкурку,
Он мой преданный Черный попутчик,
И я ненавижу его тощую фигурку,
Что тенью следует за мной как спутник.
За то, что сидит у изголовья моей кровати,
И ухмыляется мерзкими белыми клыками,
За то, что преданность его как у бляди,
В воздухе лишь дрожит словами.
За то, что тащит меня в свою поганую нору,
И утверждает, что он лучше меня знает,
Как любить единственную ту,
Которой мне всегда так не хватает.
Я попал в немилость к тем, кто обзавелся властью,
За то, что громкий голос, за то, что не похож на них,
За то, что резко отказался быть системы частью,
Не пожелал пичкать говном мозги других.
Я усердно плевал на лозунги и транспаранты,
И не хотел быть в стаде ни овцой, ни волком,
Как заебали эти 5-тикопеечные демонстранты,
Что втаптывают в грязь других, не разобравшись толком.
Как удивительно, что им священники прощают,
Их мерзкие, прогнившие насквозь душонки,
Как быстро все народ наш забывает,
И заново приводит в министерства лишь подонков.
И, как назло, невольно постоянно вспоминаю,
О том, как праведна была святая инквизиция,
Что жгла костры людей, и личность презирая,
Всех резко наклоняла в псов позицию.
Отвратная система заставляла лишь существовать,
И превращала в смертных ворогов лучших друзей,
Ну а они уже готовы на эшафоте линчевать,
Моих четверых, еще не рожденных, детей.
